– Но что сейчас?! Ведь что-то я всё-таки должна сделать?! Скажите, что?! – взмолилась я. – Вы же не просто так мной, как мячиком, играете – пинг-понг – из одного мира в другой!

– Почему нет?

Я уставилась на Око, как ужаленный сурикат. Оно весело засияло и добавило, вибрируя:

– Шутка. Ты с командой нужна на Дживайе, чтобы она не исчезла. Я могу, конечно, создать новый мир, но мне нравится эта морская планета. Очень симпатичная получилась. Не хочу, чтобы она рассыпалась в прах и разнеслась по вселенной межпланетной пылью.

– А кто её уничтожает? – ахнула я.

– Ты уже знаешь.

– Я – нет… Объясните, пожалуйста! И как спасти…

– Вы выбрали правильный путь. Ваша жизнь связана с жизнью Дживайи. Погибнет она, погибнете и вы. И всё живое на планете. Сразу же. Торопитесь.

И белый свет с золотом в центре стал удаляться, а марево вокруг меня начало растворяться быстрее, чем снежинка на горячей ладони.

– Стойте! Погодите! Я не всё поняла! – закричала я, размахивая руками, и побежала вперёд, через всю площадь, перескакивая через спящих, в сторону моря, пытаясь догнать образ. – Подожди-и-ите!

Но Око исчезло. На лазурном высоком небе просто сияли два утренних солнца. Чистых, невинных, ярких. Без зрачков.

Я тяжело дышала и не знала, куда себя деть от волнения. Мы погибнем?! А что же делать? Разве нельзя было сказать прямо, а не намёком… Как же это?! А я туплю, опять туплю! Хоть плачь!

Кто-то тронул меня за плечо. Это был Киату. Сонный, слегка покачивающийся и немного помятый, как и выглядят обычно после чересчур удавшихся вечеринок. Он с усилием воли разлеплял веки и старался не заснуть на ходу.

– Что случилось, Тася? – встревоженно спросил Киату. – Тебя кто-то расстроил? Обидел?

– Я не… А как ты?… Ты же крепко спал, – пробормотала я.

Киату сморщился, словно от головной боли, и, потирая виски, ответил:

– Я тебя чувствую.

Море тихо плескалось у наших ног. Голубое, прозрачное, с зеленоватыми и бирюзовыми полосами вдалеке. Немножко сонное, но уже ласковое, как только что проснувшийся котёнок. Небо стало чистым-чистым и на горизонте сливалось с морем, словно они были чем-то единым. За нашими спинами, за полосой раскидистых пальм и пышно цветущих кустарников народ продолжал дружно храпеть, а мы с Киату сидели на песке и смотрели вдаль.

– Значит, Всевидящее Око тебе явилось? – повторил раз, наверное, в пятый Киату.

Я не ответила, сколько раз можно «Да» говорить? Вместо этого сказала:

– Ты бы пошёл, ещё поспал, а? Кажется, у тебя не вся Анина трын-трава выветрилась. Заедаешь…

– Всё нормально, – буркнул он и вскинул на меня уставшие глаза. – Хотя нормального больше ничего не осталось. Так и не бывает!

– Почему?

– Великое Око являлось всего несколько раз людям за всю историю Дживайи. И лишь жрецам в его храмах. Сама понимаешь, мухарок среди жрецов нет. Тех жрецов назвали великими пророками…

– Ну, я не пророк, с меня дживы хватит. Слушай, – я склонила голову к плечу и посмотрела на него как бы издалека, – если женщина мухарка, то мужчина у вас по правилам должен называться мухомор?

Киату поперхнулся и закашлялся.

– Нет, что за вздор?!

– Тогда мухар. Можно ещё мух.

– Ты смешная, – Киату улыбнулся мне, как маленькой. – На Дживайе мужчины никак не называются специально. Мужчина он и есть мужчина, человек, зачем что-то ещё?

– Угу, ещё скажи: курица не птица, женщина – не человек… Темнота вы тут, дремучая! Но нет, теперь вам придётся просветлевать семимильными шагами.

Киату моргнул недоуменно. А я продолжила, наполняясь чувством собственной важности:

– Потому что само Око решило ваш патриархат обломать на корню. Дживу заслало из другого мира и девчонок с ней вместе, и мне появилось, а не кому-то другому. В общем, хамбец вашему мужскому шовинизму, женщины наступают! Ура! – и шёпотом прокричала: – Свобода! Равенство! Братст… тьфу! Сестринство!

Море плеснуло игриво и слегка окропило меня водой. Я поёжилась от утренней прохлады.

– Иди сюда! – Киату поднял руку и заграбастал меня под мышку.

Тёплый, большой. Солёный. Косы морем пахнут.

Я как-то сразу притихла, словно воробушек, и рассуждать о великой мухарской революции расхотелось. Впрочем, начинать разговор о том, что Киату ночью мне выдал, было ещё страшнее. Вдруг вскроется ещё что-нибудь кошмарное, придётся его отталкивать и, гордо подскочив, бежать прочь – навстречу заре… А хотелось просто рядышком остаться, в тепле. Какое-то чувство от него шло необычное, мягкое, доброе. Родненькое. Аж на сердце стало вкусно. Как от воздушного заварного пирожного.

А и ладно! Роковой женщиной я уже побыла, побуду теперь беспринципной: не стану клеймить Киату и показывать на него пальцем: ты такой-сякой, злодей и прочее. Вдруг никто не заметит, а мне немножко будет приятно. Потом про страшное поговорю, если меня не съедят, конечно. И сам собой вырвался тяжёлый вздох, по коже побежали мурашки.

– Совсем замёрзла, малышка моя, – сказал красавец-злодей, пересадил меня на колени и закрыл руками от бриза со всех сторон. – Ты бы тоже поспала, устала ведь.

– Да я как-то ничего…

– Голова не кружится? Сознание на месте? Не тошнит?

– Всё хорошо.

– Значит, помог ритуал, – счастливо выдохнул Киату.

– Какой?! – встрепенулась я. Замерла от страха. В голове сразу возник Фредди Крюгер и чёрная гадость из подземелья.

– Когда я представил тебя морю, как свою джани-до, – спокойно пояснил Киату.

– Это ведь была просто помолвка…

– Не просто. Не в случае с одарёнными.

– А как? – удивилась я.

– Если одарённый посвящает свою будущую мухарку морю, он клянётся защищать её и просит море защитить. А ещё сообщает о готовности делиться жизненной силой с той, кого любит. Особенно в те моменты, когда ей нужно. Видишь, ты больше ни разу не упала в обморок после того ритуала. Ведь так?

Я сглотнула и посмотрела на Киату расширенными глазами:

– Любит?… – во рту пересохло от радостного волнения. – Ты меня любишь? Почему же ты не сказал об этом?

– Разве это и так не понятно? – удивился Киату.

Я подняла руку и дотронулась ладонью до его щеки. С мягкой, короткой бородой. Погладила.

– А теперь ты смешной.

– Почему?

– Потому что надо говорить. Всё говорить. Я намёков не понимаю. Джива вам глупая досталась, я даже школу с пятью тройками закончила, – ласково сказала я, совсем по-новому глядя на Киату. Красивый, мужественный, уставший, но самый лучший на свете злодей…